Мастерская поэзии с Борисом Кутенковым
Углубитесь в историю поэзии и станьте уверенным автором
Кутенков Борис
-
Поэт, литературный критик, культуртрегер, обозреватель - Редактор отдела критики и публицистики журнала «Формаслов», редактор отдела поэзии портала «Полутона»
- Окончил Литературный институт им. А.М. Горького (2011),
В аспирантуре тема диссертации — «Творчество поэтов Бориса Рыжего и Дениса Новикова в контексте русской лирики XX века» - Организатор литературно-критического проекта «Полёт разборов», посвящённого современной поэзии
- Автор 5 книг стихов, среди которых «память so true» (издательство «Формаслов», 2021)
- Стихи и статьи публиковались в различных журналах
- Регулярно выступает как составитель книг современных поэтов
Поэзия мастера:
***
Захмелеет щека и попросит: ударь, ударь,
я упавшее небо, я мама другого дня
сердца стук, озверевшая дочь, молодой гопарь,
бывшей родины свет, не родись, не родись в меня
я неправды отвар, черепушное бильбоке,
до меня наклонись, ты же тоже, как я, попса,
три движения, песня любви в голубом платке,
стас михайлов гоп-стоп ножевые твои глаза
наклонись до земли – слышишь, правды не говорю, –
скорый, мамочка, скорый, свет говорит в огне –
скорый, мама, язык мой китай, приручённому словарю,
дальтоническому лучу, не водись, не водись во мне
чёрным чёрным горит наклонись я уже на «ты»
грязным ухом земля
пепел в пальцах временщика
девяностое порево родина время стыд
белым белое красное красным огонь щека
Захмелеет щека и попросит: ударь, ударь,
я упавшее небо, я мама другого дня
сердца стук, озверевшая дочь, молодой гопарь,
бывшей родины свет, не родись, не родись в меня
я неправды отвар, черепушное бильбоке,
до меня наклонись, ты же тоже, как я, попса,
три движения, песня любви в голубом платке,
стас михайлов гоп-стоп ножевые твои глаза
наклонись до земли – слышишь, правды не говорю, –
скорый, мамочка, скорый, свет говорит в огне –
скорый, мама, язык мой китай, приручённому словарю,
дальтоническому лучу, не водись, не водись во мне
чёрным чёрным горит наклонись я уже на «ты»
грязным ухом земля
пепел в пальцах временщика
девяностое порево родина время стыд
белым белое красное красным огонь щека
I.
говорит молодому богу сошедший свет:
– видишь, дерево в тёмном огне, и оно горит,
видишь, озеро в белом окне, и оно горит,
ну а ты мне сожжённо дорог, как брату брат,
и в тебе закипает мерцающий алфавит,
строчек с кровью дебют, молодой ожидает ад,
весь ты – принц земляничных кровей, весь – на смену мне,
отойти бы в начало – и новым взойти зерном;
взять тебя, как себя, увести от огня, огня,
или нет – провести нестыдливым таким огнём,
чтобы вырвать мой грешный, нерусский язык и сжечь,
а огарки вложить в молодые твои уста;
чтоб один за тебя просиявший твердил пожар,
всей симфонией пела простудная рана рта;
как ты там, чьих ты будешь, безумных каких начал, –
всё неважно: ни рымбу, постбродский пиар её,
ни лицензии воздуха – только полдневный сон,
там, где каждый забыл про всё и в себе увяз;
так и ты говори, что меня драгоценней всё:
это облако – нет, это облако надо мной,
приступ ясности – скор, несмертелен, как всё, как всё:
так – в погоне за ясностью – скрадываешь тебя,
две минуты до рейса – ни дерева, ни огня;
говорящий земным: обнимаю, лети, лети.
II.
брату нырнувшему брат говорит обсохший
homo cошедший на берег прямоходящий:
– имя твоё – праздник нерасторопный
пчёлы гудящие в улье пронзённым светом
кровь на зубах перешедшая в море море
ужаса молодого
радости разливанной
брату взлетевшему брат говорит упавший:
– так возлетая над подожжённым морем
залюбовавшись отменным своим пожаром
музыкой ужаса песнею катастрофы
не забывай обо мне – до смешного схожем
тем же возвратно путём идущем
сцену оставившей взлётной тени
имя твоих начал – молодой шаляпин
праздник восшествия
пир дирижёрской вьюги
бьющий к финалу себя самого в межножье
яростные два слога
господи
пусть без боли
выйдет в самоосажденье неоркестровом
а натолкнётся на музыку самосуда –
так прозвенит она чтобы лучше чище
так прозвенит она чтобы ярче больше
как молодые пчёлы
ласточки пчёлы и снова пчёлы
мир сберегая шаткий
нежностью этой
III.
Роману Шишкову
ветер воде говорит раздувая зёрна:
– как тебе там – среди бесконечных псевдо-
в хаос когда ни сказать о чужом спасённом
ни о своём промолчать языком подземным
в час когда бьёт по тебе молодой прожектор
и утопает во мгле не дождавшись ласки
не разглядеть – это бог по воде пошедший
или с иглой в руке молодой поплавский
новый ловец три безрыбья прошедший кряду
жемчуг в пыли
или брат говорящий брату:
– как тебе там – среди тихих «умру» и «страшно»
где не спастись ни в дому
ни в древесной гуще
снег над обоими –
чёрный и рукопашный
громкий радийный
тысячу лет идущий
если придут – и опять не дадут спасенья
в ад головы
в тишину твоего айпада
руку подняв – опусти в старомодном жесте
просто скажи:
– рай которого нам не надо
просто скажи:
– мир которого нам не надо
мантрой скажи – и поставь этот лайк весенний
глупый простой фейсбучный
мы вместе
вместе
СЛОНЁНОК
сколько дней выживало без музыки тело
пытаясь вызвать в себе тот первичный стройный ритм
и падая обессиленно в пустоту
как после неудачного секса
но помнишь день первого изгнания из рая:
30 июня 2006 и твои 17
день, когда на всю страну объявили о её избиении
день, перешедший в чтение её романа
(так уже не потрясёт ни одна классика ни до, ни после)
в котором она день за днём, год за годом
описывала свой десятилетний ад
с мужем-садистом-миллиардером
(ужаснее этого дня
был только вечер 10 лет спустя
кричащее лицо мамы в слезах
о том что всё
и было действительно – всё)
ты помнишь, как она выходила на сцену
овеянная светом и нежностью
изображать сценическое счастье и сценическую же грусть
и всё твоё либидо наивного неиспорченного подростка
тонуло в блаженных звуках
гения чистой красоты
сидя высоко на чужих мужских плечах
в партере «Олимпийского»
ты метко швырял на сцену
плюшевого розового слонёнка
с любовным наивным письмом, спрятанным внутри
слонёнок приземлился у её ног
она подняла, показала большой палец в толпу
(тебя, вероятно, не видя, но тебе казалось, что видя)
и твоё перекошенное от счастья лицо
(ставшее потом насмешкой на всю школу)
показали по СТС
(счастливее этого дня
был только вечер 13 лет спустя
в суздальской расплывчатой дымке
и белокурые расплывчатые слова
«у нас с тобой роман»)
летая высоко в своих чистых мечтах
ты пытался её поцеловать за взятием автографа
как за взятием Бастилии
(со всех ног несётся к вам её балет
и отступает видя неуклюжего подростка)
ты внимал каждой песне из нежных уст
где семейный ад претворялся в элегическую грусть
в пронзительность какой больше нет
(ты думал: так уже не потрясёт ни один Моцарт ни до, ни после
но нет, потрясло
но не так, как она, – по-другому)
ты звонил ей домой и просил позвать к телефону
нарываясь на крик её мужа-садиста
и хотел подрасти приехать взять её за руку и поговорить
о чём
непонятно о чём
а потом
захлестнула жизнь
косноязычная как тот слонёнок
поспешная как ты несущийся с букетом на сцену
равнодушная как её взгляд
во время попытки робкого поцелуя
…сегодня днём её пиарщица говорит:
«ваше издание слишком малочитаемое для нас»
её пиарщица спрашивает:
«сколько у вас охват одной статьи?»
её пиарщица отвечает:
«мы вряд ли сможем дать вам интервью»
«присылайте ваши вопросы а там решим»
ты выходишь в отменённый мир
и телом отяжелевшим на сто сбитых иллюзий
плывёшь туда
в сад несорванных яблок
туда где всегда отвечали «нет»
и всегда ответят «нет»
плывёшь сказать в своём интервью
что-то псевдоромантическое
о блаженном незнании перспектив
о первородстве звука
и о том что стихам виднее
в этот час она спешит на свой кремлёвский концерт
в этот час хемингуэевский герой тяжело встаёт у окна
видя людей спешащих на работу
людям было приятно
идти на работу
говорит молодому богу сошедший свет:
– видишь, дерево в тёмном огне, и оно горит,
видишь, озеро в белом окне, и оно горит,
ну а ты мне сожжённо дорог, как брату брат,
и в тебе закипает мерцающий алфавит,
строчек с кровью дебют, молодой ожидает ад,
весь ты – принц земляничных кровей, весь – на смену мне,
отойти бы в начало – и новым взойти зерном;
взять тебя, как себя, увести от огня, огня,
или нет – провести нестыдливым таким огнём,
чтобы вырвать мой грешный, нерусский язык и сжечь,
а огарки вложить в молодые твои уста;
чтоб один за тебя просиявший твердил пожар,
всей симфонией пела простудная рана рта;
как ты там, чьих ты будешь, безумных каких начал, –
всё неважно: ни рымбу, постбродский пиар её,
ни лицензии воздуха – только полдневный сон,
там, где каждый забыл про всё и в себе увяз;
так и ты говори, что меня драгоценней всё:
это облако – нет, это облако надо мной,
приступ ясности – скор, несмертелен, как всё, как всё:
так – в погоне за ясностью – скрадываешь тебя,
две минуты до рейса – ни дерева, ни огня;
говорящий земным: обнимаю, лети, лети.
II.
брату нырнувшему брат говорит обсохший
homo cошедший на берег прямоходящий:
– имя твоё – праздник нерасторопный
пчёлы гудящие в улье пронзённым светом
кровь на зубах перешедшая в море море
ужаса молодого
радости разливанной
брату взлетевшему брат говорит упавший:
– так возлетая над подожжённым морем
залюбовавшись отменным своим пожаром
музыкой ужаса песнею катастрофы
не забывай обо мне – до смешного схожем
тем же возвратно путём идущем
сцену оставившей взлётной тени
имя твоих начал – молодой шаляпин
праздник восшествия
пир дирижёрской вьюги
бьющий к финалу себя самого в межножье
яростные два слога
господи
пусть без боли
выйдет в самоосажденье неоркестровом
а натолкнётся на музыку самосуда –
так прозвенит она чтобы лучше чище
так прозвенит она чтобы ярче больше
как молодые пчёлы
ласточки пчёлы и снова пчёлы
мир сберегая шаткий
нежностью этой
III.
Роману Шишкову
ветер воде говорит раздувая зёрна:
– как тебе там – среди бесконечных псевдо-
в хаос когда ни сказать о чужом спасённом
ни о своём промолчать языком подземным
в час когда бьёт по тебе молодой прожектор
и утопает во мгле не дождавшись ласки
не разглядеть – это бог по воде пошедший
или с иглой в руке молодой поплавский
новый ловец три безрыбья прошедший кряду
жемчуг в пыли
или брат говорящий брату:
– как тебе там – среди тихих «умру» и «страшно»
где не спастись ни в дому
ни в древесной гуще
снег над обоими –
чёрный и рукопашный
громкий радийный
тысячу лет идущий
если придут – и опять не дадут спасенья
в ад головы
в тишину твоего айпада
руку подняв – опусти в старомодном жесте
просто скажи:
– рай которого нам не надо
просто скажи:
– мир которого нам не надо
мантрой скажи – и поставь этот лайк весенний
глупый простой фейсбучный
мы вместе
вместе
СЛОНЁНОК
сколько дней выживало без музыки тело
пытаясь вызвать в себе тот первичный стройный ритм
и падая обессиленно в пустоту
как после неудачного секса
но помнишь день первого изгнания из рая:
30 июня 2006 и твои 17
день, когда на всю страну объявили о её избиении
день, перешедший в чтение её романа
(так уже не потрясёт ни одна классика ни до, ни после)
в котором она день за днём, год за годом
описывала свой десятилетний ад
с мужем-садистом-миллиардером
(ужаснее этого дня
был только вечер 10 лет спустя
кричащее лицо мамы в слезах
о том что всё
и было действительно – всё)
ты помнишь, как она выходила на сцену
овеянная светом и нежностью
изображать сценическое счастье и сценическую же грусть
и всё твоё либидо наивного неиспорченного подростка
тонуло в блаженных звуках
гения чистой красоты
сидя высоко на чужих мужских плечах
в партере «Олимпийского»
ты метко швырял на сцену
плюшевого розового слонёнка
с любовным наивным письмом, спрятанным внутри
слонёнок приземлился у её ног
она подняла, показала большой палец в толпу
(тебя, вероятно, не видя, но тебе казалось, что видя)
и твоё перекошенное от счастья лицо
(ставшее потом насмешкой на всю школу)
показали по СТС
(счастливее этого дня
был только вечер 13 лет спустя
в суздальской расплывчатой дымке
и белокурые расплывчатые слова
«у нас с тобой роман»)
летая высоко в своих чистых мечтах
ты пытался её поцеловать за взятием автографа
как за взятием Бастилии
(со всех ног несётся к вам её балет
и отступает видя неуклюжего подростка)
ты внимал каждой песне из нежных уст
где семейный ад претворялся в элегическую грусть
в пронзительность какой больше нет
(ты думал: так уже не потрясёт ни один Моцарт ни до, ни после
но нет, потрясло
но не так, как она, – по-другому)
ты звонил ей домой и просил позвать к телефону
нарываясь на крик её мужа-садиста
и хотел подрасти приехать взять её за руку и поговорить
о чём
непонятно о чём
а потом
захлестнула жизнь
косноязычная как тот слонёнок
поспешная как ты несущийся с букетом на сцену
равнодушная как её взгляд
во время попытки робкого поцелуя
…сегодня днём её пиарщица говорит:
«ваше издание слишком малочитаемое для нас»
её пиарщица спрашивает:
«сколько у вас охват одной статьи?»
её пиарщица отвечает:
«мы вряд ли сможем дать вам интервью»
«присылайте ваши вопросы а там решим»
ты выходишь в отменённый мир
и телом отяжелевшим на сто сбитых иллюзий
плывёшь туда
в сад несорванных яблок
туда где всегда отвечали «нет»
и всегда ответят «нет»
плывёшь сказать в своём интервью
что-то псевдоромантическое
о блаженном незнании перспектив
о первородстве звука
и о том что стихам виднее
в этот час она спешит на свой кремлёвский концерт
в этот час хемингуэевский герой тяжело встаёт у окна
видя людей спешащих на работу
людям было приятно
идти на работу
Теоретический блок мастерской на 2025 год
-
Литературный процесс XX-XXI веков. Современное стихотворение: критерии подлинности - Понятие поэтической эволюции и её анализ
- Современная «молодая» поэзия: институции, имена, направления
- Поэтическая книга
- Как войти в литературный процесс?
- Поэт и литературная критика
- Малоизвестная поэзия конца XX и начала XXI века: забытые и невспомненные
- Взгляд критика на литературу. Рецензия
- Способы литературного редактирования текста
- Проблема рифмы
- О поэтической графомании
- Понятие самоповтора в поэтическом творчестве
- Проблема стихотворного размера
- О поэтическом тщеславии
- Творческий процесс: особенности и лайфхаки
Станьте уверенным поэтом
! Занятия, попадающие на праздничные дни, предусмотренные действующим законодательством РФ, не переносятся на следующий месяц, оплата в текущем месяце производится в полном размере.
Не игнорируйте свое желание писать:
Остались вопросы? Свяжитесь с нами
а также подписывайтесь на нас в соцсетях!